Педагогика. Истории из жизни (61-80)

Истории из жизни

педагогика

Истории из жизни  1 – 20  21 – 40  41-60

  1. Скрытая терапия. Котани-сэнсей придумала для себя и для детей новое занятие. Оно называлось “утренний дневник”. Теперь весь класс приходил в школу за сорок минут до уроков. Дети сдавали учительнице свои дневники, в которые они записывали, что интересного произошло за это время, а она писала каждому в ответ несколько строчек и одновременно разговаривала с ними о том о сем. Казалось бы, ничего особенного, но на самом-то деле это требовало довольно больших усилий. И от учительницы, и от учеников.”
  2. “Известный полярник И. Д. Папанин в годы Великой Отечественной войны был начальником Главсевморпути. Работа у него была нервная, напряженная, без сна и отдыха. Поэтому он курил, не переставая, папиросы «Беломор» и даже не предпринимал попыток бросить свою привычку. Но однажды Папанин зашел в военный госпиталь к приятелю-врачу. Зачем – история умалчивает. А дальше события разворачивались совершенно непредсказуемо: врач-хирург позвал его в пустую операционную, и приоткрыв таз, показал что-то, находящееся в нем. «Что это?» – спросил Папанин. «Это легкие курильщика», – ответил врач. Никто не знает, как выглядели эти легкие, но, очевидно, весьма впечатляюще, поскольку Папанин смял и выбросил в мусорное ведро находившуюся в кармане пачку папирос и больше ни разу не закурил за всю оставшуюся жизнь, а прожил он, ни мало, ни много, больше 90 лет.”
  3. “Вот ведь ирония судьбы: есть семьи, в которых родители совершенно не заботятся о собственных детях, а есть и наоборот – чрезмерная опека и ограничение до степени “удушья”, “задавливания”. Так вот, у меня второй случай. Я это почувствовала еще будучи маленькой, где то в первых классах школы и уже тогда начала “задыхаться” рядом с родителями. Похоже, сейчас они меня уже практически задавили. Я пробовала объяснять, просить, плакала, но слышала только крики в ответ и жалобы, что я их в могилу сведу. Я вынуждена была покоряться: не хотелось быть виновной в слезах матери, не хотелось снова лезть на рожон, вызывая скандалы, или, что еще хуже, быть виновной в их плохом самочувствии. Они обманули меня при поступлении в университет.Просто проигнорировали мои желания, и это при том, что у меня была возможность поступить в несколько вузов без конкурса. Они же выбрали самый плохой, так как он был ближе всего и не надо было далеко ехать. И так я снова оказалась на коротком поводке.
    И вот после всего этого у меня и начались проблемы. Постепенно: постоянная усталость, раздражительность, истощение апатия, слабость, плохая память…”
  4. У меня дочь хотела в свое время поступать в пединститут. Я, что называется “легла костьми”: не пущу! Закончила нормальный ВУЗ, работает. Года через 2 после окончания института зашла в свою школу, там работает ее одноклассница, с которой они и планировали поступать в пед.
    После этого визита в школу, дочь мне и говорит: мама, спасибо, что не пустила в школу… А Наташа (та самая школьная подруга – педагог), моей дочери велела сказать мне спасибо, что в пед не пустила…
  5. Я поступала в Вуз в 1985 г., Тогда было- если средний балл по экзаменам 4,5- то надо сдать на 9.. это освобождало от 2-х экзаменов. Так вот, что я хочу сказать- написала письменный по математике- на 4, значит устный надо сдать на 5.
    Я на устном экзамене растерялась – спасибо преподавателю- вывел в нужное русло, успокоил. И хотя, я может и не знала на « отлично», видя меня, как я волнуюсь, поставил мне «отлично». Я поступила и закончила с красным дипломом! В итоге – любимая работа, квартира , которую получила, как «молодой специалист». Любимая семья, дети.
    Сейчас даже страшно подумать, что бы со мной было, если бы преподаватель не увидел меня лично, мое волнение.
    А сейчас- все безлико. И может быть, сколько полезных людей с этим ЕГЭ пропустит наше государство!
  6. “Я, например, в школе учился на двойки и тройки… никаких правил ни одного языка толком не знаю, и, не удивительно, что кое-как получил среднее образование; а вот уже 15 лет работаю журналистом/копирайтером на несколько изданий одного из крупных городов России. Пишу заказные (рекламные) статьи, в том числе и переводные (с англ. и япон.). Тексты принимаются редакторами с первого раза. Наиболее продвинутые фирмы заказывают только мои работы. Темы – любые. Как правило, по строительству, недвижимости и т.п… Моё основное «направление» – «мото», ну, и в качестве дополнительной нагрузки, ещё и «авто»: тест-драйв новых автомобилей; статьи о них; плюс, по комплектующим, техническим жидкостям и т.д… На заказ могу написать стихотворение на заказ — на выбор: «под» Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Маяковского… и любых других поэтов…”
  7. “Когда закончилась война, мне надо было продолжать учёбу. А мне было уже восемнадцать лет – не пойду же я в восьмой класс учиться в таком возрасте! А мне хотелось учиться дальше, хотелось поступить в университет. Аттестата о среднем образовании у меня, разумеется, не было, потому что ни восьмом, ни в девятом ни в десятом классе я не учился. Что делать? Тогда я узнал, что на Малой Дмитровке (тогда она называлась улицей Чехова), недалеко от театра Ленком, есть школа, где принимают экзамены экстерном И я в мае 1945-ого года сел за учебники. Совершенно один – денег на репетиторов у меня, разумеется, тоже не было. Весь май, июнь, июль, август шло мое самообразование. И в сентябре месяце я пошёл в эту школу сдавать экзамены. За четыре месяца я подготовил три года средней школы. По литературе я получил пятерку – написал сочинение и устный экзамен был. Русский язык я написал, по-моему, на четыре. Потом ещё физику надо было сдавать, математику… Я не помню, какие оценки у меня были по этим предметам. Не пятёрки точно. Но я всё-таки все сдал, получил аттестат, и пошёл в университет сдавать вступительные экзамены.”
  8. “Когда моему сыну Оуэну было лет семь, он решил, что хочет играть, как Кларенс. Нам с женой это честолюбие было и приятно, и забавно. Нас к тому же, как любых родителей, согревала надежда, что наш ребенок окажется талантом, может быть, даже вундеркиндом. Оуэну мы на Рождество купили саксофон и договорились об уроках у Гордона Боуи, местного музыканта. Потом оставалось только скрестить пальцы и надеяться на лучшее.
    Через семь месяцев я сказал жене, что самое время прекратить уроки саксофона, если Оуэн согласен. Он был согласен, и с ощутимым облегчением — он сам не хотел этого говорить, особенно после того, как просил сакс, но семи месяцев ему хватило понять: классная игра Кларенса Клемонса ему нравится, но саксофон просто не для него.
    Я это знал не потому, что Оуэн бросил упражняться, но потому, что он упражнялся только в часы, которые указал ему мистер Боуи: полчаса после школы четыре дня в неделю плюс еще час по выходным. Оуэн овладел клавишами и нотами — у него было все в порядке с памятью, легкими и координацией глаз и пальцев, — но мы никогда не слышали, чтобы он срывался с места, открывал для себя что-то новое, блаженствовал от того, что он делает. И как только время упражнений заканчивалось, инструмент убирался в футляр и не вылезал оттуда до следующего урока или домашнего задания. Поэтому я и предположил, что у моего сына и саксофона никогда не будет настоящей игры, будет только ее репетиция. А это нехорошо. В чем нет радости, то нехорошо. Лучше заняться чем-нибудь другим, где залежи таланта более богаты и доля удовольствия больше.”
  9. “Начались у меня семинары у студентов 4-го курса прикладной математики. Ребята очень неплохие. Хорошо работают, трудятся. Как будто в школе.
    Но вот начались у них доклады, когда они должны защищать тезисы философов, почерпнутые ими из первоисточников. И тут началось. С чудовищным пафосом они рассказывали мне и группе полнейшую чушь. В меня закрались смутные сомнения, и я спросил у них, а не сдавали ли они при поступлении тесты. Оказалось – да. Вот и на ФПМИ пришло поколение “Т” (тестовое). Раньше, когда я работал на гуманитарных факультетах, я был в шоке от уровня студентов, прошедших тестирование. По-моему, такой уровень свойственен имбицилам. Я сбежал на естественнонаучные факультеты. И вот дело дошло до них.
    Характеристики данных студентов просты.
    Во-первых они вообще ничего не понимают и даже не понимают, что не понимают.
    Во-вторых, могут запоминать большие объемы совершенно бессвязанной и бессмысленной информации.
    В-третьих, у них в принципе отсутствует критическая позиция и способность к мышлению (сомнение и проблематизация). Хотя, конечно, вседа есть исключения из правил.
    Короче, тесты приводят к послушнизации и дебилизации населения, и в частности элиты. Понятно почему, потому что тесты воспитывают эмпирическое мышление в противовес теоретическому (В.В.Давыдов). В общем тесты окончательно убили остатки ценного в современной системе образования, что было раньше. Пришел конец образованию.”
    animintervent
  10. “Несколько лет назад ко мне обратился с просьбой один крупный региональный банк. В то время русский язык и культура пользовались в Японии гораздо большей популярностью, чем сегодня, и руководство банка решило обучить часть своих сотрудников основам русского языка. Под будущее деловое сотрудничество с новой Россией. Приступили к обсуждению графика. Когда мне сказали, что курс рассчитан на год при одном 3-чосовом занятии в месяц, я подумал, что ослышался. Да нет, сказали мне, всё правильно: специально отобранные сотрудники банка будут съезжаться из разных городов региона раз в месяц, в нерабочую субботу, чтобы в течение трёх часов под моим руководством изучать основы русской грамматики и разговорной речи. Как человек, прошедший суровую отечественную школу обучения, я усомнился, что так можно выучить и более простой иностранный язык, не говоря уже о трудном русском. Но меня успокоили: «Не волнуйтесь, наши сотрудники — очень способные люди, они могут работать столько, сколько надо». Так я познакомился с японскими представлениями о способностях. Сегодня мои сомнения кажутся простительными: тогда ещё я не знал, что служащие японских банков работают до трёх тысяч часов в год. Результаты учёбы оставались для меня непредсказуемыми до самого конца, хотя все действительно очень старались На итоговом экзамене мне всё-таки пришлось удивиться: слушатели знали намного больше того, на что можно было рассчитывать при таком графике. Позже выяснилось, что руководство банка действительно уповало не столько на мои педагогические таланты, сколько на упорство и работоспособность своих сотрудников.” А. Прасол
  11. “Другой учитель покорил наш шумный класс совсем иным путем. То был учитель чистописания, последняя спица в педагогической колеснице. Если к “язычникам”, то есть к преподавателям французского и немецкого языков, вообще питали мало уважения, то тем хуже относились к учителю чистописания Эберту, немецкому еврею. Он стал настоящим мучеником. Пажи считали особым шиком грубить Эберту. Вероятно, лишь его бедностью объяснялось, почему он не отказался от уроков в корпусе. Особенно плохо относились к учителю “старички”, безнадежно засевшие в пятом классе на второй и третий год. Но так или иначе Эберт заключил с ними договор: “По одной шалости в урок, не больше” К сожалению, должен сознаться, что мы не всегда честно выполняли договор.
    Однажды один из обитателей далекой “Камчатки” намочил губку в чернила, посыпал ее мелом и швырнул в учителя чистописания “Эберт, лови!” – крикнул он, глупо ухмыляясь. Губка попала Эберту в плечо. Белесая жижа брызнула ему в лицо и залила рубаху.
    Мы были уверены, что на этот раз Эберт выйдет из класса и пожалуется инспектору, но он вынул бумажный платок, утерся и сказал “Господа, одна шалость, больше нельзя! Рубаха испорчена”, – прибавил он подавленным голосом и продолжал исправлять чью-то тетрадь.
    Мы сидели, пристыженные и ошеломленные. Почему, вместо того чтобы жаловаться, он прежде всего вспомнил о договоре? Расположение класса сразу перешло на сторону учителя.
    – Свинство ты сделал! – стали мы упрекать товарища. – Он бедный человек, а ты испортил ему рубаху!
    Виноватый сейчас же встал и пошел извиняться
    Учиться надо, господа, учиться! – печально ответил Эберт. И больше ничего.
    После этого класс сразу притих. На следующий урок, точно по уговору, большинство из нас усердно выводило буквы и носило показывать тетради Эберту. Он сиял и чувствовал себя счастливым в этот день.” П. Кропоткин
  12. “Расскажу, к чему может привести длительное решение чужих задач. Я попытался привлечь в науку выдающегося молодого математика и программиста, который с 11 лет в течение больше десяти лет (в школе и университете) очень хорошо решал чужие задачи. Видимо поэтому, когда он попытался заняться наукой, ему и здесь понадобились задачи, поставленные кем-то. Поэтому после недолгого «общения» со мной и наукой, он ушел в другую профессию – программирование, где ему снова ставят задачи. И это притом что если бы он вытерпел, то мог стать классным ученым.” А. Шалыто

перейти в раздел “Педагогика”